Весь конфуз в том, что комичность внезапной ситуации не отпустит до самого момента погружения в беспокойный и терпкий сон; буду думать о собственной дурной карме, выуживая колеса из блистера, вталкивая их в себя вместе со вчерашним остывшим кофе, пытаясь перекурить и одновременно не впечататься мордой в близлежащие гладкие поверхности, что соблазнительно поблескивают от искусственного света, вычищенные до блеска; чертовы ублюдки. Почему им не сидится дома. Обязательно нужно залезть внутрь моей головы, переворошить там все, свернуть все порядки с ног на голову и так же пустоголово и легкосердечно убежать, подавившись нездоровым, полусумасшедшим смехом.
Хромота с каждым шагом все больше напоминает о себе - что ж, хотя бы на йоту приближаюсь к собственным вполне материальным, хоть и не осязаемым идеалам, - уменьшить рост на двадцать сантиметров, изменить форму черепа и повысить громкость голоса, убрав подростковую надрывность и истеричные нотки - новый Серый Кардинал готов. Жаль, что нет фюрера, за чьей спиной можно было бы встать.
Пятый этаж. Неловкое и пустое ожидание - медлительная прохлада в сознании; в ожидании чертова лифта приходится снова закурить - вопреки всем правилам приличия.
Чертов мальчишка... Не стоит расстреливать подобным навязчивым вниманием мое чертово тело, пока я нахожусь в подобном полурасплавленном состоянии - еще немного и, кажется, воск кожи поплывет - обращусь невзрачной и вполне неэстетичной субстанцией, которая вряд ли будет любить себя в зеркале.
Лифт до заселения был изуродован донельзя - говорят, здесь кого-то убивали - когда-то, - во всяком случае, именно ту квартиру именно на том этаже продавали по вдвое сниженной цене; соседи наотрез рассказывались говорить напрямую - потом и вовсе перестали даже здороваться, - чертовы стереотипные бляди. После родного города отучить себя от непременного педантичного приветствия не могу; молчание же в ответ раздражает до дрожи в пальцах.
До такой, которая сейчас мешает отпереть дверь нормально - ключи выскальзывают из рук, не хотят проворачиваться в скважине - не зря зарекался этот день возненавидеть, - пальто в прихожей летит на вешалку, неуклюже повисая в самой неприятной позе; сапоги - там же, где стоят, вероятно, всю свою жизнь - ничего не меняется. Меня все устраивает.
Пухлая упаковка колес на кухонном столе - две желтоватых желатиновых капсул под язык и обещанный вчерашний кофе. Голова болит так, как будто в ней происходит тривиальный и каноничный Götterdämmerung; все, как положено - Вагнер, огонь, трагические смерти и великолепные вознесения веселым пульсом гимна Люфтваффе где-то в подкорке.
Распустил волосы - легче не стало. В комнате залип перед зеркалом минут на десять - внизу, в подъезде, висит табличка с собственной фамилией и номером квартиры, точно такая же - на этой чертовой входной двери, и если малолетняя сучка обозлится окончательно и решит воспользоваться неприкосновенным правилом ребенка, то беспросветный пиздец вместе с изъятием всех запасов drugs и адским шапито в комплекте произойдет неминуемо скоро, - изучив черты лица, пришел к неутешительному выводу - стоит лечиться; иначе перспектива не оклематься до послезавтрашнего заказа светит всеми яркими красками; - да какого черта, они не знают моего имени! Ебаный параноик, - за эти несколько дней они ВСЕ сговорились доебать до самоубийства; - разделся донага - слишком холодно. Натянул какие-то невнятные темные джинсы - в самый раз, хотя с такой же невменяемой кофтой поверх - жарко. Чертова неопределенность. Надо оклематься. Надо.
Легкий Способ Бросить Умирать - например, лечь в постель и мгновенно вырубиться. Шелковыми простынями по голой спине - как огнем; уже плевать, если глаза неумолимо слипаются, а серпент, обвивающийся вокруг бутафорского кинжала, раззевает чертову беззубую пасть...

Дамы и господа, в своей сегодняшней роли я просыпаюсь где-то на краю человеческих возможностей, в пике затяжного прыжка между двумя вечностями; в том самом состоянии, которое нельзя охарактеризовать точно, тонкая грань между ступором и истерическим моральным экзгибиционизмом; паническая мания. Маниакальная паника. Реагировать на происходящее вокруг иначе невозможно.
Зачастую, теряясь, очень странно осязать собственное тело; оно кажется набитым ватой неуклюжим чучелом - вопреки всем старательно вызубренным образам, выгодным позам и вольготным положениям, - упрямо не хочет выдавать того, чего от него ожидают окружающие; outermind теряет контакт с intermind в ожидании эксклюзивного дизайнерского шарфа-удавки на шею; судьба Айседоры Дункан - пляшущие вокруг пестрые пятна, разливающиеся вокруг чернильными цветами; диковинные растения разрастаются по всему полотну оборванных внутренних контактов, пока сны не иссякают в принципе - сначала тускло. Тухло. Глупо. Мало. А потом уже становится не о чем жалеть.
Так происходит всегда - с возрастом, - Ценности Обесцениваются, серпенты уже не кажутся такими привлекательными; выдаваемый ими назойливый звук кажется хаосом внутри безмерно взорванной головы; желание нравиться себе пропадает - стоит вовремя остановиться, - есть большой шанс в очередной своей роли очнуться таким, каким не понравлюсь себе абсолютно - с отвращениям ко всем бесполым features, лишним весом, плохой кожей и отсутствием вкуса как такового; может быть, внезапные изменения затронут и сознание - тогда все станет гораздо проще; пропадут и святые Себастьяны, и Иоанны Крестители из детских снов; рука Фюрера постепенно отпустит занемевшее плечо, убирая с него по пальцу - это будет полная свобода от внутренних принципов и предрассудков; свобода тупого жирного ублюдка с соседней улицы; свобода феминистической самки без четких мотиваций; свобода дурного душевнобольного ребенка с ампутацией судьбы и центров, отвечающих за удовольствие.
Проповеди одной из дурных внутренних составляющих будут убиты с последующей кремацией; их прах можно будет вдыхать подобно кокаину, но кровь носом будет идти много дольше - так просто напряжение не переварить; либо сдохнуть, либо бороться. Плевать, за что или против кого - смерть пассионария. За идеалы. Осознаваемые и продуманные лично.
Работать на кого-то иного? Работать в принципе? Стоит превратить собственные будни не в каторгу, но хотя бы во время, которое дает возможность хоть чем-то обезобразить окружающий мир - разумеется, сделать людей красивее, чем они есть, - хотя бы предпринять попытку - попадаются экземпляры, которым кроме насильного удаления лица ничего не поможет.
Чертовы простыни - почти полностью уверен в том, что из-за дурной кармы все окружающие предметы настроились против меня; не заснуть. Какого черта? Почему колеса стали действовать так рано и так резко? Чертов ебаный день. Чертово ебаное утро. Всегда утро. Разве этого не понять? Ненавижу рассветы. Ненавижу любые проявления природы - от всего становится только хуже. В вакууме жить проще - секунда и желанное избавление.
Иногда создается впечатление того, что когда-то продал душу дьяволу, потому что...
Дьявол! Вот и пришло его время. Жаль, что постоянно меняет телефонные номера. Мог бы помочь в решении многих дел.
Голова, наполненная свинцом, кажется еще тяжелее, когда поднимаюсь с кровати, со спинки стула хватая пошловатый дамский халат темного шелка - кто виноват в том, что испытываю к такой вульгарщине настолько приятные чувства, - за двадцать минут бесцельного лежания на кровати хромота никуда не пропала. Сегодня я действительно прекрасен. Осталось заменить руку на цельнометаллический протез с пластинами из слоновой кости на сгибах - и можно будет писать портреты с самого себя.
Стоящий за дверью назойливо звонит - это уже должно сбить с толку, - здесь никто и никогда не появлялся просто так. Без звонков и предварительной договоренности. Стоит сразу принять решение. Если это из нарколожки - ничего не знаю, вселился первый день в квартиру друга, где он сам - не знаю. Если кто-то из бывших любовников - стандартный монолог на тему суетности происходящего и изнуряющей мигрени. Если... Вариантов больше нет. Нет - то есть вообще. Вообще - это абсолютно; какого черта?
Запахнув халат, приоткрываю дверь, оставив ее сцепленной с косяком цепочкой; хочется разбить больную голову о соседнюю стену. Этого варианта я почему-то предугадать не сумел.
- Мальчик, тебе все ясно было сказано. Какого черта?
Повторяя вопрос уже вслух.
- Отвали от меня, иначе я реально вызову чертову полицию.

В этом блядском цирке у меня скоро действительно тотально поедет крыша; кто-то смеет говорить о моей ненормальности, если мир болен больше, чем я в любой из рандомных моментов собственной жизни? Собственная неприкосновенность становится таким же бессмысленным понятием, как и любое из позитивных изменений, вводимое во внутреннюю политику каждого из изведанных государств; беспредел на улицах продолжается, бардак в головах обывателей не искоренить, а наглые малолетние попрошайки продолжают преследовать незнакомых людей с целями, только им понятными.
(Если отталкиваться от его паршивых идей, то кого я должен был бы трахнуть, чтобы получить такого замечательного сына?; там явно должен быть суррогатный отец) Голос мальчика бьет в виски и наотмашь внутрь; чудовищно болит голова. Невыносимо. Чудовищно. Малолетний гестаповец не может оставить внезапно заинтересовавшего в покое; это очевидно. Что у него в голове - неизвестно. Вероятно, не стоит ожидать потенциальной опасности - с этой сучкой, по крайней мере, справиться смогу голыми руками. Напряжения от этого осознания становится меньше, но общие радикальные настроения никуда не пропадают.
- Выметайся к черту - или меня плохо слышно? Я могу покричать, если с восприятием обычного тона у тебя проблемы.
Складывается отвратительная ситуация - не могу сделать ничего из того, чем угрожаю. Горло немилосердно болит, поэтому выдать что-то громче того шепота, которым сейчас говорю, не представляется возможным; если вызывать фараонов, то только на этот конкретный адрес - последствия вполне понятны; мой внешний вид никогда не вызывал доверия у людей в принципе, а у представителей закона - тем более; пытаться найти сейчас законные способы вытолкнуть мальчика из квартиры - копать самому себе могилу, конкретную, абсолютную и не подвергающуюся никаким сомнениям.
Собственное состояние убивает; по крайней мере, исчезла перспектива того, что внезапно вырублюсь посреди разговора или совершения какого-либо логически совершаемого действия. Мальчика все устраивает; лицо выражает крайнее довольствие. Ничего примечательного кроме выражения лица в нем нет. Среднестатистический подросток из тех, что обычно ошиваются вместе с друзьями на каких-нибудь оживленных улицах города, горят едким позитивизмом и излучают свой мерзкий свет в радиусе нескольких миль, облучая каждого, кто попадает в зону поражения, смертельной дозой.
Следующая фраза мальчика совершенно сбивает с толку; какого черта он из себя возомнил - неясно, но самооценка у него чуть меньше, чем моя - за исключением того лишь различия, что я собственное самомнение оправдываю полностью, а он пока маловат для этого; и что делать? Оставлять его в квартире? Попытаться выволочь на улицу? Я не в состоянии. Это унизительно.
- Курить здесь конкретно тебе никто не позволял.
Шелковый шнурок с халата неуловимо развязывается и падает на пол; плевать. Ситуация уже начинает выводить. Чертовски. Выудив из кармана пальто всю чертову пачку сигарет, почти швыряю ее в руки мальчика. Шнурок... За кушеткой. Подобные картины обычно открывают основной сюжет всего немецкого порно, вместе взятого; внезапные щекотливые конфузы, вызывающие у главных героев смущение и побуждающие их на неловкое сокрытие собственных грехов - оголившегося бюста, например. У меня бюста нет - это точно. Зато есть покрытое татуировками и проколами изрезанное тело, которым в принципе можно припугнуть куда больше, чем полицией. Ирония, конечно, но искать чертов шнуров до отвращения лениво - очевидно, что если сейчас нагнусь, дабы его достать, то голова закружится, на пару минут отрублюсь, а включусь обратно уже в руинах, которые из моей квартиры устроит этот мальчик.
С ботинок на пол осыпалась пыль. Это уже достойно убийства.
- Повторю: бери пачку и хоть подавись ей, но не в моем присутствии. Или тебе понравились эти сомнительные приключения во внутренних дворах безответных домов?
Приблизившись, вновь сжимаю руку на его горле; пальцы замерзли, лицу жарко, все остальное меняет свои состояния из секунды в секунду; смотрю в лицо. Что ты скажешь мне теперь?

Стоит сбавить обороты самому - в свою очередь, - и перестать разбрасываться пустыми угрозами; очевидно, что кричать не буду, потому что слишком близок к тому, чтобы сорвать голос; звонить в полицию - с собственным нарко-притоном в ванной комнате? Увольте, - что еще я мог говорить? Как ни странно, именно сегодня не исключаю возможности того, что я даже избить гребаную малолетку не сумею - оцепенение; нежелание двигаться; возможно - температура, чего не исключаю, но градусников нет в принципе; какого черта именно сегодня, именно со мной; именно здесь и именно он.
Не переношу людей, которые думают о себе больше, чем, в свою очередь, думаю о себе я сам. Особенно - когда гожусь им в отцы; особенно - когда у них настолько смазливая раздражающая внешность и такая беспринципная наглость; напряжение нарастает, и расслабиться становится уже невозможно; плечи практически сводит. Почему нельзя было доебаться до меня вчера? Позавчера? Когда злой, как последний сукин сын, чувствующий себя на удивление нормально шел с работы; когда шел НА работу, когда перемещался между заданными пунктами а, b и прочими буквами латинского алфавита; почему, когда меня подкосило, всем резко что-то от меня понадобилось? На дисплее телефона с утра отобразились двадцать три пропущенных звонка. Номеров не знаю; один подписан невнятным "Беатриче", кто это - я, естественно, не помню.
Мальчик ведет себя вполне достойно в сложившейся ситуации - черт знает, что у меня на уме, верно? - черт знает, что я могу сотворить в этой чертовой квартире, без свидетелей, разговоров и следствий; на самом деле - минут через десять, когда мальчик вполне предсказуемо посинеет, уподобившись цветом лица с проледью на набережной, опущу усталые руки и пинком под зад отправлю за дверь; ни на один звонок после этого времени не отвечу, пока не высплюсь. А тогда уже можно будет заводить разговор о чем-либо более-менее серьезном.
- Что за виктимность? Это поразительно. Никакого инстинкта самосохранения.
С нескрываемой издевкой; этот экспонат весьма примечателен - под его взглядом продолжаю напрягаться еще больше; зачем он так смотрит? Какого черта он так смотрит? - и какого черта я так высаживаюсь из-за вполне заурядного похотливого взгляда малолетки, запятнанного наглостью и беспечным любопытством, - не знаю, пока не могу найти ответа;
- Я не буду говорить, что тебе сегодня очень сильно повезло в том, что я не могу просто отхлестать тебя по щекам и выгнать из квартиры взашей; знать не хочу, кто ты такой; звони родителям и требуй, чтобы тебя забрали отсюда. Иначе ты отсюда не выйдешь вообще.
Кто из посторонних мне людей в последний раз заходил в эту чертову квартиру? Никого. Не было никого, кто смел бы меня беспокоить; никого, кто смел бы вмешиваться в мои дела. Перспектива не пугает?
Разжимаю пальцы. В конце концов, в этой квартире столько раз были какие-то левые любовники; опасаться, в принципе, нечего. Особенно - если закрыть дверь изнутри на ключ. Будет бросаться из окон - его проблемы.
Внезапные приступы снисходительности удивляют, но, в принципе, нет ничего невозможного. Особенно - сегодня.

Вероятно, на какое-то время можно забыть и забить; простить себе это послабление; когда в последний что-то себе позволял, не задумываясь о последствиях? Вряд ли позже, чем два или три года назад; перспектива долгосрочного пребывания с полусумасшедшей малолеткой в собственной же квартире немного напрягает, но я просто безумно, безумно устал... В конце концов, его можно будет убить нахуй сразу же после первого следа беспорядка, оставленного им же - а он иначе не сможет; в этом возрасте дотошные подростки ужасно неуклюжи - и если что-то будет разбито, что-то будет лежать не на своем месте, а где-то будет грязно, то государственный переворот и досрочный апокалипсис в рамках этих двух комнат я ему гарантирую.
Невероятно хуево; еще хуевее с каждой минутой - я не привык; такого не было очень давно; морально? Вряд ли; хотя - возможно; никогда не позволяю себе лишних возможностей, каких-то идиотических прихотей; не позволяю полагаться на судьбу и на стечения обстоятельств; везде должен быть логический и закономерный порядок; во взаимоотношениях с окружающими - тем более.
(Окружающие - это те, кто будут окружать мое тело, если я внезапно решу выйти в окно) после едреной дозы кодеина обычно бывает точно так же - дает в голову. Отпускает. Снова дает и снова отпускает, пока наркотик до конца не выйдет из крови; на это может потребоваться пара дней. Неделя. Месяц. Все зависит от внутренних параметров; давление, болезни, состояние, возраст, гормоны, - результат один. Отображается на теле россыпью зудящих пятен; потом превращаются в синяки или незаживающие язвы - трудно удержаться от соблазна, тем более что это чертовски приятно в подобной кондиции.
Я мог бы сейчас развести большой и помпезный монолог на тему неразумности мальчика и его распущенности; заставить насильно искать чертовы телефоны, адреса и прочее; чем я вообще думаю в данный момент? Не знаю, - мог бы долго рассказывать о том, что в мое время... И прочее занудство, которое настолько люблю; но трясет слишком явно, и стот задуматься о дальнейших перспективах - например, где можно запереть мальчика с наименьшим ущербом для себя и собственной квартиры; стоит оклематься. Потом - думать, что с ним делать. Ситуацию чертовски усугубляет собственная репутация. Пара заметок в личном деле. Взять за воротник и приволочь в ту же самую полицию никак не получится. Органы опеки? А они вообще существуют?
Хотя бы снял обувь. И на том спасибо. В противном случае - получил бы по шее и отправился восвояси без суда и следствия.
- Ты - снимешь с себя одежду и отправишься в ванную. Потом - остальные разговоры.
Вчера вечером Алекзандер Геббельс ложился спать одиноким и свободным. Сегодня днем проснулся матерью Терезой и новоявленным отцом, если не хуже. Я мутирую - определенно. (А если еще и перевернет тумбу с моей косметикой, то будет жестоко изнасилован во все места разом).
Не знаю, с чего такое внезапное проявление благородства; захлопнув за собой дверь, вешаю халат на спинку стула и вновь падаю в прохладные объятья чертовых шелковых простыней; черные. Как и все вокруг - траур по самому себе. И еще по множеству мелких events, о которых не хочется даже думать. По крайней мере - сейчас.
Вновь поднявшись, вспоминаю о том, что чертовому мальчишке нужно будет во что-то переодеться - в запыленном хламе, только по недоразумению называющемуся одеждой, ходить по квартире не позволю. Еще один халат - юката вольного кроя; брата. Или - не брата. Или моя. Не помню. Ярко-белый цвет бьет по глазам. Открыв дверь в ванную, не глядя бросаю ему чертову тряпку и возвращаюсь на привычное место дислокации.
Знобит. Холодно? Или жарко? Не понять; везде по-своему; гудящий серпент пропал, зато активно зашевелился потолок. Поворачиваюсь на бок - со стеной те же метаморфозы. Чертово состояние. Дремота нападает приступами. Припадками. Еще немного - и вырублюсь... Знакомая тошнотворная темнота перед глазами расходится расплывающимися кругами.

Беатриче... Что за чертова Беатриче? Шизофреническое имя из прошлого века; какая-нибудь кровавая Батори, ванны с золоченными ножками, напудренные парики ближайшей свиты; помпезная барочная музыка, кованые ограды в изуродованных атомным взрывом зрачках; сужаются - расширяются, закрывая собой лицо и обращаясь рваной черной дырой, поглощающей окружающее пространство.
На мгновение - выныривая из полудремы, хватая воздух губами:
- У тебя с волос капает. Там книги. На кухне кофе. Займись чем-нибудь общественно полезным. После себя оставь порядок.
И обратно; на горячей спине, кажется, вода испаряется почти мгновенно - с тихим шипением; пар кружится пошлыми завитками, впитываясь в серый потолок; пытаюсь поймать их, вытянуть пальцами из матового полотна, но руки не поднимаются - они устали. Мы все устали. Мы все слишком долго жили и слишком долго работали.
Начинал задумываться о боли и не мог; ничего, сразившего целиком и полностью, никогда не было; я слишком редко чего-то хочу и слишком редко о чем-либо действительно мечтаю; сумасшедшие невротические припадки, тем не менее, с каждым днем атакуют все сильнее, грозясь прорвать оборону; у меня нет достойного лидера, чтобы защитить мои территории от подобного; у моей армии недостаточно оружия и сноровки; сражения на полуневидимых, растворившихся в соляной кислоте фронтах остались гниющими хребтами посреди изъеденной коростой старости степи; неумолимо дезинтегрируюсь, старею, умираю по молекуле в день БЕЗ естественного восстановления - поэтому, наверное, часто не могу чего-то вспомнить. Чем-то заняться; кто такая эта Беатриче?
Могу описать себя вполне конкретно - изучал себя везде, столько раз, сколько нормальный человек за всю свою жизнь никогда не успеет; россыпь родинок на чертовой влажной спине и груди, рассеченная шрамами кожа - во всех местах, до которых смог достать; тонкие бескровные полосы и пара широких рубцов, но я, прежде всего, за утонченность; зататуированные плечи и низ живота, немотивированное и агрессивное количество металла под кожей - уши, нос и издевательски-кокетливая мушка, соски и пупок, ниже - много больше; пародия на собирательный образ фрика, устоявшего(ся) в обществе на ногах, но попеременно толкаемого бурной толпой, спешащей по своим Уникальным и, несомненно, Очень Важным Делам.
Зато никто и никогда не смел характеризовать меня теми слезливо-смазливыми прилагательными, которыми в избытке обливают друг друга влюбленные мальчики и девочки, нежась в уютных постелях; даже самые глупые любовники понимали, что за такое могут получить по морде; радикально уклонялись, предпочитая что-то более жесткое и более характерное. Чаще всего меня называли "тотальным". Не знаю, с чем это связано, но должно натолкнуть на определенного рода мысли...
Голова разрывается на части - внутри Третья Мировая, - я опять на задворках и опять пролетаю, какого черта? - где моя трибуна? Я хочу вещать, я хочу пропагандировать, я хочу увещевать, убеждать, принуждать, приказывать, заставлять!
Публика постепенно оборачивается клубком змей; тихое пение серпента впивается в мочку уха, обращаясь тяжеловесной вычурной клипсой - почти до боли; я знаю ее только физической; иногда мучился одиночеством, в отсутствии брата, например, но чаще - из-за глупости и несовершенства ублюдков вокруг, с которыми приходится контактировать; ниже моего достоинства. Ниже достоинства даже самой продажной шлюхи с задворок этого грязного и прокуренного города.
Тошнит. Плохо. Вроде бы - жарко. Пальто было слишком тонким; вообще не стоило никуда приходить. Снова позвать ту модель, без смысла трахнуть ее на том же столе и в очередной раз снарядить списком покупок, в котором на первом месте forever&ever - эти чертовы ментоловые сигареты.
Окружающее пространство медленно растворяется белесой пленкой в дыме цвета теплого молока; на ресницах загораются звезды - их стоит потушить, если ты не хочешь, чтобы я сгорел окончательно и беспросветно - хотя нет, свет, разумеется, будет. Света будет больше, чем ты можешь себе представить.

Театр постатомных теней разворачивается на задворках прокуренного трактира где-то посреди средневековой разрухи; маски смертей всех цветов радуги и полуживой Просперо, жалко забившийся под кровать от страха; бесконечные бессмысленные постановки. Может быть, знаешь: лилии распускаются степенно и медлительно, по-королевски заставляя ждать; неумолимо и долго. Когда тени украшают декорации лилиями, зрителям приходится ожидать спектакля гораздо дольше, чем они предполагали.
Возможно, стоило бы сдать билеты, возможно - даже не покупать их; но зрители терпеливы, они жаждут зрелищ, умирающие заебали до оскомины, смотреть на них уже неинтересно - кто не видел умирающего человека? - кто видел представление, устроенное ожившими тенями? - выбор очевиден. Предпочтения - эстетическая красота, - разве об этом еще помнят, - это понятие всплыло ниже по течению, распухшее, омертвевшее и вызывающее рвотные позывы у обывателей.
"После" - никогда не приходит; никогда не приходит "завтра", "позже", "потом", зрители замирают в эпилептических позах перед кассами и театрами; их наебали? - вряд ли, но лилии цветут слишком долго, а играть без декораций - моветон и безвкусица.
Им нечего терять; мне - тоже - стою где-то в самом хвосте очереди, наблюдая за бесплатным балаганом - как они замирают, закатываются глаза, останавливается пульс и гаснут глаза; подобная участь скоро настигнет и меня - в принципе, это безразлично, но хотелось бы увидеть то, что будет происходить дальше; кто-то влажно шептал в ухо о том, что все умершие автоматически переходят в театральную труппу; дальше развитие происходит соответственно иерархическим подробностям - но мне же обязательно нужна главная роль; не выдержу, не будучи в центре внимания; не будучи в центре внимания, сдохну среди массовки - черт возьми, даже в гримерной у меня главная роль. Кто-то имеет смелость отрицать мое совершенство?
- Убери от меня свою чертову мокрую голову.
Отчетливо и явно; сквозь сон - жарко и мокро, в чертовой очереди идет дождь - рядом плачут женщины, изможденные бесконечным ожиданием; не понимаю, зачем так нервничать? - все равно или поздно случится - время не имеет значения.

Я очень извиняюсь, но мне пора уезжать, так что объем позорный

Отредактировано Алекс Геббельс (2012-02-19 12:21:44)

Отчетливый флэшбэк из полузабытого прошлого; помнится, лет в восемнадцать стоял перед постелью брата, смотрел на его лицо и сжимал в руках кухонный нож для резки фруктов - мелко для такого, как я, но тогда было безразлично, что хватать в первую очередь, - рассорившись вконец со всем ближним окружением, завалив экзамен по композиции - было стыдно; чертовски; ну и, естественно, я же всегда должен быть самым лучшим - неудовлетворенное чувство собственной важности, уязвленное самолюбие, - той ночью практически сошел с ума. Решил, что поступлю по чести, подкравшись к спящему братцу и вонзив нож в его податливую грудную клетку; на одном ударе я бы не остановился, нанося еще и еще, он бы даже не успел заметить, а потом - принялся бы за родителей; тогда, в воцарившейся полусонной тишине, почувствовал бы себя окончательно удовлетворенным; и вот теперь, стоя там же в той же позе, молчаливо наблюдаю за тем, как подрагивают его ресницы и движутся глазные яблоки под тонкими полупрозрачными веками; как трепетно и судорожно он сжимает в руках простынь, как совершенные губы истинного немца - узкие, бледные и упрямо змийные, - кривятся в дреме; вероятно, ему снится что-то нелицеприятное - а возможно, он все видит, уже догадался, что я хочу сделать; от этого вновь внутри вскипает волнение, стоит, наверное, бросить все и сбежать; провожу лезвием по заостренной скуле вниз, по впалой щеке; наверх, к глазам, обводя линию бровей, снова резко вниз - по выпирающим ключицам - чертовски худой; почему такой худой?
Веки снова вздрагивают, и он открывает глаза.
Сердце мгновенно останавливается и снова бьется с болезненным стуком; вижу тщательно скрытую панику в его глазах; она сменяется непониманием - робким. Детским. Невнятным.
Резко подрывается навстречу; лезвие прокалывает натянутую сухую кожу между ребер; пальцы дрожат, чертов нож выпадает из рук; растерянно глажу его спутанные волосы; жмется к моему животу, пальцы впились в талию - вы нелогичны, чертовски нелогичны; почти плачу. Все планы сорваны. Зачем дальше что-то делать? Что вообще делать? Дальше? Когда? Я не понимаю.
Укладывает в постель рядом; кажется, слезы действительно текут по лицу, упрямо утираю их ладонью, подняв глаза к потолку - самовлюбленный мудак, посчитал себя имеющим право, посчитал себя могущим посягнуть на окружающих; посчитал, что смогу - и не смог..
Прижимается всем телом; откровенно чувствую все его прикосновения - чувствую его всего, - болезненно. Тонко. Осязаемо. На уровне бесчувственного.
Открыв глаза, до сих пор чувствую - послевкусие, - почти наяву.. Почти... Влажно и тепло, почти...
- Мальчик, какого черта? В прихожей есть кушетка.
Высшая степень наглости; я пустил его в эту квартиру. По собственной глупости позволил здесь остаться - блять, и зачем, - события получают неожиданное развитие. Не сказать, что мне это не нравится - просто не совсем в тему, - все ощущения обостряются - до болезненного напряжен. Даже - возбужден. К черту такие приключения - чертовы малолетки; собственные эстетические предпочтения не изменить, но и.. Блять...
- Не трогай меня. Маловат пока.
"Курение убивает". "Наркотики убивают". "Незащищенные половые контакты вредят вашему здоровью". "Алкоголь приводит к циррозу печени". Я тоже убиваю, например; медленно. Или, если буду в должном состоянии, быстро; и где моя чертова предупреждающая табличка?

Можно было бы поступить с мальчиком точно так же, как когда-то пытался поступить с братом; если все действительно так, как он говорит - никто не хватится; олицетворяет собой воплощение недоуменной невинности - светлые волосы, светлые глаза, светлая кожа; только чертовы мысли внутри этой головы темные - могу поклясться; он был бы вполне в моем вкусе, если бы не внезапность появления, ничтожный возраст и строптивость нрава; хотя, в принципе, последнее не всегда мешает - это даже бывает забавным, - когда они разыгрывают нарочитую непокорность; все желания и размышления в этот момент очевидны, но они продолжают ломать комедию; иногда это бывает смешно. Иногда - драматично. В большинстве случаев - болезненно. Не столько для меня, которому достаются только следы от ногтей и зубов, а для них - которые делают акт соития практически невозможным для нижнего партнера. Пределы человеческой глупости неисчерпаемы.
Спать уже не хочется. Голова невыносимо тяжела; тянусь к сигаретам, открыв пачку, закуриваю одну; немного отпускает - ключевое слово "немного", - надо сходить в душ. Уебаться чем-нибудь. Дорисовать эскизы. Бросить чертовы шмотки чертова мальчика в стиральную машину.
В расплавившемся от перепадов температур сознании мысль о присутствии незнакомого наглого бастарда в собственной квартире уже не так раздражала; полная уверенность в том, что от этой малолетки ничего противозаконного ожидать не стоит - иначе он будет убит на месте, прямо здесь - возможно, подобным снисходительным благородством почищу себе карму - и то славно.
- Я так и понял. Если ты не контролируешь свой язык, то контролируй хотя бы руки.
Это можно превратить в дурную постановку хуевого по своей натуре режиссера; вставить в старый крюк от картины посреди стены карабин цепи, а на нее посадить мальчика - как послушное и молчаливое домашнее животное. Все поддаются дрессировке - и он поддастся. Все настолько глупо, нереально и просто, что представляется возможным; скорее всего, если не сегодня ночью, то завтра утром я вытолкну его за дверь. Без моральных принципов, денег и в одном только халате, длиннее его сантиметров на двадцать. Умилительное зрелище. И потом пусть зовет всех, кого хочет - я уже буду не при чем.
Тогда не стоит отпираться; не стоит в принципе что-то делать; судя по всему, таблетки начинают действовать второй волной - это не может не радовать; вероятность отправиться послезавтра на работу повышается в разы.
Может быть, действительно стоит позвать ту, рыжую, которая всегда рада помочь любимому коллеге? Надо будет только запереть мальчика в каком-нибудь другом помещении. Подобного разврата он не потерпит; а если и потерпит, то не стоит лишний раз разжигать его любопытство.
- Или ты привык, что на твои желания окружающие кивают напомаженными головами и стремглав бросаются все выполнять?
Надеюсь, ирония в моем голосе была достаточно ощутима, чтобы он оскорбился. Опасно подставлять подобным спину; в конце концов, она не выглядит столь угрожающе, как выглядят руки; в любой момент можно повернуться и удушить его - уже успешно.
- Извини, милый, не учел. В будущем исправлюсь.

Кристально-чистые намерения; разумеется - ясность ума и отсутствие предрассудков; да, разумеется, разумеется, я всему верю, я вообще человек доверчивый, наивный, добрый - позволяю окружающим посягать на свою честь, достоинство и личное пространство. Невероятно люблю любые вмешательства в содержимое своей головы, всячески потокаю любым претензиям и попыткам завладеть мной целиком и полностью; до нервной дрожи обожаю дезорганизованность и творческий беспорядок как внутри, так и снаружи.
- Не обольщайся; ты и так невыносим. Уже заранее. С утра отправишься "все делать сам, любыми способами" - обещаю честно просматривать криминалистические сводки в ежедневной газете, чтобы не проглядеть объявление о том, как смазливого подростка со светлыми волосами нашли в ближайшей лесополосе до каламбура мертвым, нагим и изуродованным.
Лучше - если будут фотографии; может доставить очередной приступ вдохновения - возможно, даже посвящу этому какой-нибудь тфп-фотосет; найду сладкую блондинку и превращу ее в очаровательный труп, прикорнувший в придорожной канаве.
Шипящие небесные часы; бездумные и невинные извращения каких-либо гениев свыше - подкидывать подобные ситуации; незнакомый малолетний мальчик в постели. Собственное начинающее распаляться желание. Прогрессирующая омерзительная простуда.
- Возможно, ты задаешься вопросом - почему я оставил тебя здесь, хотя буквально час назад гнал взашей, протирая стену засранной подворотни твоей замечательной курткой. Расклад прост - я выше тебя на голову, гожусь тебе в отцы - тебе не больше семнадцати, и это очевидно, - комплекцией помощнее, хотя, в принципе, ненамного; я нахожусь в собственной квартире, знаю, где что лежит; несмотря на паршивое состояние, вполне могу сделать с тобой все, что угодно - и никто не хватится. Ты - безвольное и бесправное животное. Тебя никто не будет искать. Сопротивляться ты не сможешь. Сбежать и оклеветать меня - или рассказать чистую правду, - не сможешь; кто поверит сиротливой малолетке в том, что тридцатидвухлетний мужчина пустил ее в свою квартиру, трахнул и попытался убить - и к этому, черт возьми, она пришла сама?
Это действительно чертовски смешно. Мальчик, ты не находишь? Опускаю окурок в пепельницу, стоящую возле кровати; давно подбирал такую - тяжелую. Латунную. Напольную. Отголоски роскоши в педантике диктатуры. Закуриваю снова, не смотря в сторону валяющегося рядом мальчишки; что я там не видел, собственно говоря...
- Таким образом ты только подтвердишь свой статус - опять же, бесправное. Безвольное. Животное. - почти по слогам. По отдельной букве. - Не думаешь на этот счет? Родители твои тебя уже хватились. Выходить отсюда - самоубийство. Оставаться здесь - самоубийство. Проще самому вскрыться в ванной, но я тебе этого не дам - создашь беспорядок. Я этого не выношу. А кровь с полотенец вывести будет сложно.
Я не угрожаю. Не пугаю. Ни в коем случае. Констатирую факты. Вполне очевидные. Если он не понимает этого - его проблемы.
Я об этом задумываться не должен. Не в моем положении. Вышло так, что я в этой ситуации - очевидный победитель. Думать должен он. Но ему уже не поможет. Черт возьми, и навязался же на мою больную голову. Даже пачка анальгетиков принесла бы большую пользу.
- И ты до сих пор считаешь, что ты контролируешь ситуацию самостоятельно. По-моему, контролирую здесь все я. А ты очень сильно ошибаешься.

Ебаный стыд. Мальчик уже действует на нервы так, как не действуют зачастую даже все эти чертовы великосветские модели, имеющие свое мнение по каждому из существующих и возможных вопросов; не выношу чертова сопротивления - по крайней мере, в ментальном аспекте - нахуй посылаются все те, кто выводят из себя; все, кто хоть немного напрягают; кто доставляют неудобство. В любом из случаев; в любой ситуации. Несмотря на внешнюю фундаментальность, я крайне неустойчив в психике.
- Хамить будешь в другом месте и в другое время. Рискуешь получить по своему очаровательному личику и оказаться на лестничной клетке без шмоток, обуви и сумки.
Из-за трескотни малолетнего эгоцентрика голова гудит еще сильнее - склад рабочих включенных транзисторов, метрономов и напольных часов, списанных с производства, - вполне можно представить, что я сейчас чувствую - есть кодеин. Отбитый. А эта сучка просто так не отстанет. На двери в ванную нет замка. В уборной - неудобно; где вообще в этой чертовой квартире можно скрыться от посторонних глаз?
Чувствую себя как никогда уязвимым; мальчишка нарушил шаткое душевное спокойствие - тихо начинаю паниковать; вторая волна принятия решений - кто это. Что он здесь делает. Его послали. Все не просто так.  У него есть свои, определенные цели. Как помешать ему; как обезопасить себя; от чего нужно себя обезопасить в принципе? Что происходит? Что у него на уме?
После подобных угроз, кажется, что в комнате уже есть один наркоман, причем - это не я; или, возможно, умалишенный - реплики мальчика доходят до сознания гулким эхо, чтобы расшифровать которое требуется не меньше двадцати секунд; смешно слушать его жалкий словопрорыв; и еще есть сомнения в том, что он избалован донельзя - и задумываться об истинных мотивациях его появления здесь не представляется возможным?
Доморощенные психологи - преимущественно, женского пола - склонны винить в подобном поведении горячо любимых чад самих себя; мол, не научили тому, что слово "НЕТ" все-таки существует, а у каждого из людей - только если цвет их кожи не начал приобретать зеленоватые оттенки, а в области шеи не пошли трупные пятна) - есть свои стремления и желания, которые он будет выполнять (стремиться выполнять) до достижения намеченной цели, и все не должно доставаться лишь им одним.
Поражаюсь собственной выдержке. Все-таки хочется выполнить обещание и дать мальчишке по морде; на деле же ожидаю окончания тирады, чтобы наконец услышать благостную, мягкую, целительную тишину; покой - родитель всех великих мыслей; автор слишком очевиден, чтобы лишний раз произносить его имя вслух.
Хоть в отношении этого пункта понимаю, что не зря взял эту фамилию и полностью поддерживаю господина Доктора; кто даст мне этот чертов покой? Мальчишка? Судя по всему, в ближайшие часов десять я не услышу и минуты тишины.
В который раз уже жалею о собственном решении - в духе "на отъебись" - понадеялся, что оставят в покое. Разумеется, оставят. После смерти. В уютной тесноватой коробке без трескотни этого бастарда, вероятно, от внезапных ощущений получу самый мощный оргазм в своей жизни и подохну от наслаждения.
- Пошел к черту со своей откровенно неудачной иронией. Я предупредил - твое дело, как к этому относиться. А "папочку" я тебе предлагал найти еще час назад; ты отказался. Теперь уж, будь добр, заткнись и не трещи по пустякам - смешно слушать.
Содержимое головы уже не выдерживает. Еще немного - и просто отключусь; нет, наверное, все же, не так больно, чтобы вырубаться без повода - а может быть, и так, - где мой порог болевого шока? Я хочу знать, когда мне будет дурно до самоубийства, - еще и это чудовище рядом; после такого происходят массовые расстрелы и претенциозные суицидальные попытки; почему до меня не мог доебаться человек, который ценит молчание больше россыпи слов?

Донимает. Плохо. Черт возьми. Где его чертовы инстинкты. Вести себя так на чуждой территории - самоубийство. Без лишней эстетики и пафоса - аналогичное посягательству на чужого любовника или наглому и безрассудному вырыванию свежего куска мяса из пасти изголодавшегося хищника.
Возвращаясь ко флэшбэкам - кажется, с момента, когда так крупно облажался, пытаясь освежевать заживо несчастного братца, напрочь разучился плакать; прижег сигаретой слезные протоки; с тех пор - песок в глазах и вечная красноватая воспаленная кайма по периметру слизистой. Вероятно, мне так проще. Было. И сейчас есть. По крайней мере, не даю лишней воли сентиментальным недочувствам - уберменш не должен... Уберменш не может!, - никаких открытых серьезных эмоциональных всплесков и никаких привязанностей. Со временем одна часть личности начинает ущемлять и всячески мешать проявлению другой; эмоции уже не вытащить из себя даже насильно; глядя на окружающих людей, которые без зазрения совести и без стеснения плачут навзрыд или смеются в окружении таких же ублюдков, ничего, кроме отвращения, не испытываю - зависть также отсутствует, но, как ни странно, еще остались более-менее отрицательные feelings; отрицательные - от "отрицать", вроде злости или раздражения, тоски или паники; похоже на расставание с возлюбленным - за возлюбленного. в данном случае, принимается собственное тело - связь с ним теряется в принципе; получаю возможность наблюдать со стороны - как пальцы берут сигарету, губы приоткрываются, глотка издает вибрации - идет какой-то разговор; вздымается грудь при вздохах, сглатывается слюна, через крылья носа выпускается дым из легких; пульсирует кровь в висках и запястьях; тело куда-то идет, что-то делает, не реагируя на внутренний конфликт; кого-то трахает, под кого-то - ложится, кому-то отвешивает пощечины, а кого-то до отвращения глупо-трогательно обнимает во сне; тело принимает решения, тело делает не то, что должно быть сделано; может быть, так и нужно? Может быть, так все и живут? В семнадцать лет сумасшедшее месиво внутри заорало на разных регистрах о том, что взрослеть не хочу; не хочу так, как они; не хочу делать то, чего не хочу, но чего хочу - неясно; болезненное несоответствие между реальностью и представлениями вымораживало и доводило до слез, разумеется - ментальным; плакать-то я больше не умел. Вряд ли мальчик задумывается о подобном. Но когда-нибудь это настигнет и его.
- Когда повзрослеешь, мальчик, все станет некрасивым.
Невероятная компания; вечер общества анонимных эгоцентриков; один - мальчишка с комплексом мессии, возомнивший себя величайшим творением чертова Господа Бога и старающийся всеми силами доказать всем свой "взрослый" статус; второй - двадцатилетний в теле того, кто уже успешно движется к полноценной зрелости; не желающий признавать свое детство, отстаивающий уязвленную самооценку, как обиженную любовницу; черт возьми. И кто лучше? Кто здоровее? Кто имеет более устоявшийся пост в социуме? Кто занимает свою роль? Кто играет чужую? Черт возьми, почему столько вопросов?
- Знаешь про доктора Геббельса? Я взял себе его фамилию в двадцать лет. Был старше тебя года на четыре; заметь, какие у нас с тобой разные приоритеты.
Не знаю, что за цели, интересы, желания сидят в его голове; знать, если честно, не хочу; периодически снова бросает то в жар, то в холод, несмотря на уже изрядно притупившееся, но продолжающееся действие колес; стоит действительно попробовать кровопускание - чуть позже, когда на улице темно; раскурить опиума - да, черт возьми, у меня имеются и подобные развлечения, - оставить в полутьме только тишину и изрезать себя до болевого шока.
Чертовски плохо. Уже даже морально. Зря развел столь продолжительный внутренний монолог. Они опять воюют за свое право находиться на той или иной его части. Когда-то один случайный знакомый сказал, что панацея одна - самоубийство. Но не сейчас. Право же, не сейчас.
Закуриваю следующую; если не остановиться после этой, есть шанс скурить все, что купил, за один раз; перспектива не радует. Нарочито пристально изучаю мальчика взглядом - с ног до головы; разумеется, чаще всего останавливаясь на лице. Нет, я пока его не хочу. Не то, чтобы не хочу совсем; но раздражает он меня гораздо сильнее, чем распаляет. Абсолютно бесполезная игрушка.

C помощью братца детства меня почти лишили; то, что считалось им до трех лет - не в счет; все, кто говорят, что помнят что-то из подобных моментов своей жизни - бессовестно лгут прямо в глаза; тогда было плевать. Потом почувствовал на себе все тяготы подобного положения.
Разумеется, меня никто не холил и не лелеял; я лишь делал все, что положено - ходил в лицей. Посещал художественную школу. Выдавал перфектные результаты. Въебывал на благо семьи и репутации, не высыпаясь по ночам, проводя все свободное время за книгами, учебниками и кистью; не заводил никаких отношений со сверстниками. Плевать хотел на принятые обществом развлечения и хобби. А потом наступил пубертат.
Его я переживал слишком тяжело; стало сразу понятно, на кого притягивается основное родительское внимание; мои дела всем как-то резко стали безразличны - в принципе, это уже не расстраивало. Меня уже тогда редко что могло расстроить. У меня появились лучшие друзья - не расстаюсь с ними до сих пор, - молчаливая синтетика и опиум; разговорчивые сэллеры постепенно переманивали на свою сторону - туда, где нет закона. Нет правил. Никаких. Никаких четких рамок - только всеобщая любовь. Моральная. Физическая. Без пола. Без возраста. Первитиновая лихорадка тогда только начинала захлестывать Ганновер. Было обычным делом встретить на улице человека с бездонными глазами, затащить в ближайший подъезд, осыпать комплиментами, признаться в вечной любви и трахнуть, не утруждаясь лишними прелюдиями; потом ради приличия обменяться телефонами, не спросив даже имени и распрощаться навсегда. Даже если состоится еще одна встреча, вряд ли лица всплывут в памяти; а комбинация цифр в телефоне никогда не будет набрана.
Устав от бесконечных скандалов в семье, переехал к тетке; полусумасшедшая, истинная национал-социалистка, рьяная приверженица самых радикальных взглядов; она. Черт возьми, она воспитала меня так, как надо, она, а не те, которые зачали и выдержали не в самом лучшем виде до шестнадцати лет; она умерла за пару недель до моего совершеннолетия. Пришлось вернуться к родителям. Уже не в том состоянии, в котором был до отъезда; никогда не отличался разговорчивостью или любвеобильностью, но тогда, чувствую уже сейчас, превзошел самого себя; а потом умерли все.
Сначала уебанный в полное дерьмо братец, решивший последовать моему примеру, но несколько переборщивший с составляющими; а когда уезжали с кладбища, все вместе попали в очаровательную ситуацию - какая-то пьяная сука не справилась с управлением на повороте и снесла половину машины - начисто. Капот и передние сидения. Самое отвратительное - мне не было плохо.  Я не сожалел о них. У меня не было траура. Я не страдал.
Я собрал шмотки, снизив в несколько раз цену, продал квартиру, снял наличку со всех счетов, о наличии которых мне было известно и уехал.
Возможно, не стоит винить во всем собственные внутренние конфликты; может быть, именно толстый слой ментальной ваты спас меня от помутнения рассудком в подобной ситуации; я не задаюсь этим вопросом. Я не помню тот день. Я не помню их лиц. Я не хочу вспоминать. Я не хочу об этом рассказывать. Нечего тратить зря воздух.
- Хочешь свернуть законы природы?
Вновь - с нескрываемой насмешкой. Подчеркнутой и горделивой;
- К сожалению, не получится. А самоубийство - это трусость.
Мою точку зрения на этот счет знать не обязательно; сказать больше, чем пару пространных слов, все равно не смогу - тем более, перед посторонним мальчишкой, к которому испытываю противоречивые чувства; впрочем, эта его фраза выдала его целиком - это нисколько не трогает, не смегчает отношение, просто многое объясняет, - усталый, несчастный ребенок. Да что, черт возьми - уже давно не ребенок. Такие, как он, в детстве надолго не остаются.
Явственно краснеет; неужели умеет? Подумать только, - голова снова убыстряет пульс - до тошноты; усмехнувшись, смотрю мальчику в глаза - у меня темнее. Гораздо темнее. Но цветовая база одна; подумать только. Я думал, здесь остались одни лишь паршивые кареглазые арабы.
- Разумеется. Я не стал бы смотреть просто так.

Растягивать медленно - влажно - внутривенные чары серебром под кожу; бездумные бездонные безлунные маги в снежных капканах, размазывающие гримерную бутафорию по лицу - они готовы на любые провокации; эпатажно-развязные, призывно расставляющие ноги в промозглых подворотнях; надрывно стонущие в ответ на любую реплику, обращенную в их сторону; анальный героизм и образ жизни аскетичного пассионария; тяжелые золотые серьги в разорванных мочках ушей. Китайский шелк распутных одежд. Запах песка; запах киновари; запах меди, жары, полуденного солнца; рожь волос и медовые капли зрачков.
Больше чем правда; случалось реально; битое стекло радужки и сахарная сладость голоса - какого черта я могу быть настолько разным - от этого тошнит и неприятно-волнительно тянет внизу живота, - кажется, что вру самому себе, что обманываю собственную натуру; вероятно, даже немного больно. Со временем привыкаю и кажется, что ничего большего в масштабах локального атомного взрыва быть не может; иногда любить самого себя - невыносимо одиноко.
Дохожу до этой мысли до отвращения жалко и глупо; на одной постели с какой-то полуневменяемой малолеткой, имени которой даже не знаю, - от такого унижение впору выходить в окно, вскрываться крест на крест или вообще нарваться на какого-нибудь местного ебанутого бродягу, который, как известно по бульварной прозе, носит с собой бесконечную мудрость, философский взгляд на жизнь и обрез, забитый патронами.
- Ну-ну.
Совсем недавно задумывался, кстати говоря - лежа в ванной, в полусонном состоянии - что надо снять какую-нибудь малолетнюю проблядь; о нарушениях закона, разумеется, не задумываюсь - черта с два; давно замечал в себе подобную порочную склонность; может быть, стоит прямо сейчас прочертить грань между собой и этим Наполеоном, раз и навсегда - на всю эту чертову ночь, - определить, кто лежит рядом - потенциальный малолетка или просто несовершеннолетний маргинал, почти такой же, как и я - только масштабами много, много меньше, - разумеется, выбрав одно, уже невозможно будет вернуться на распутье и выбрать второе - да какого черта я высаживаюсь из-за незнакомого мальчишки, самонадеянного и нахального, - (все равно плохо. Слишком дурно, чтобы пытаться решить что-либо адекватно) - протянув руку, накручиваю прядь его волос на палец - какое-то истинно бабское кокетство, -
- Пользовать тебя можно как угодно - в любых сферах бытовой жизни. А то, что ты из себя представляешь - это уже другая история.
Не отрываю взгляд - расцениваю, как поражение - даже с неравным противником; хотя, кто здесь еще более мелок - вопрос спорный; он, кутающийся в свободный халат, или я в одних только джинсах; черт, и с какого времени я начинаю ориентироваться на одежду, когда решаю вопрос возможной ментальной активности..
Голова разрывается на части. Еще немного - ускоряющийся бой метронома, - раздастся взрыв внутри головы. Чары распустятся экзотическими цветами на обратной стороне глаз.
Фиксируется... Четко... Явственно... До боли; раскаленные гвозди в кончики пальцев. Иглы под ногти.
Все это должно выглядеть настолько невинно, насколько в принципе возможно в подобной ситуации; при всем аутфите и аутентичном внешнем виде; я хочу, чтобы он меня боялся. Какого черта он ничего не боится? Это неправильно; это чертовски неправильно, это нужно исправить..