Вокруг вес было залито золотистым сиянием. Что-то вроди космоса, или пространства над_облаками. Так светло, и вокруг будто плавленное золото или платина. Теплый воздух, теплый золотистый ветер, что мягкими порывами сплетался с волосами и уже было не различить что где.Можно было просто раствориться и ни о чем не думать. Без тела, тело совершенно эфемерно и нереально. Где-то вдалеке, за холмами облаков кто-то есть. Догнать бы его. взмахнуть несуществующими крыльями и догнать - только светлые волосы мелькнули впереди, еще совсем немного осталось, пара шагов.
Однако.
Однако ощущение моментально такое, словно ухватили грубо за плечи и буквально вытряхнули в какую-то другую реальность. Вернее в единственно реальную реальность. Хель резко села на кровати, одеяло  упало разом куда-то на пол. Мутный, сероватый свет заглядывал в не до конца зашторенное окно. Утро, еще слишком рано. Щурясь она осмотрелась в поисках источника того звука, что так бессовестно выдернул ее со сна.
Глаза не сразу привыкли в наличествующему свету, однако силуэт у двери вполне можно было рассмотреть.
Хель не испугалась, совсем нет, она вообще мало чего боялась, просто... Это странно, редко кто так бессовестно врывается в комнату, в такое время... а вообще говоря, который час? Хельга таки встала с кровати, не особо стесняясь весьма короткой ночной рубашки, откровенно говоря, даже не задумываясь о том, во что она одета.
-Шейн? - не сказать, что она была сильно удивлена, узнав девушку. - Что случилось? - тут уже возникло беспокойство, ибо та сидела на полу и говорила нечто совсем уж выбивающееся из смысла. Нашарив палочку на прикроватной тумбочку, Хель осветила комнату, однако светом неярким, но достаточным для того, чтобы понять в каком виде к ней пришла ученица.
-О Боже, Шейн, что с тобой? -  девушка присела возле своей подопечной, приобняла ее за плечи. От той распространялся весьма уловимый аромат алкоголя, так что уже некоторые вещи становились понятными. - Давай быстро в кровать, там и разберемся. - не сказать, что в голосе появились командные нотки, просто она попыталась подняться, утягивая за собой  ученицу. Как-то становилось ясно, что сейчас беспокоят ее совсем не физические недуги.

-Вот так сразу и без разговоров. - что касается собственных врачебных, ну или не очень, предписаний, то она всегда требовала их неукоснительно исполнения. Ибо все же в некоторых случаях Хель сама знала что будет лучше для человека, а что нет. Не всегда и не во всем, но все же. На самом деле хорошо, что Шейн сейчас оказалась именно тут, ибо если бы она в таком состоянии встретила кого-то из преподавателей, ну или там Филча, то все могло бы  закончится чуть более печально, чем того требовалось.
Хельга не была архипротивницей подросткового пьянства, курения и прочих радостей жизни, у каждого свои тараканы и каждый развлекается как умеет, вот только некоторые последствия могут быть весьма плачевными.
-Ну что же, переодевайся пока, а я сейчас. - конечно можно было пойти за отрезвляющим зельем, которое в больших количествах хранилось в некоторых шкафчиках,но не тот случай. В приемном покое была некоторого рода заначка Дитриха, в которой то прибавлялось, то убавлялось количество бутылок с разнообразным содержанием. Врядли он заметит, или расстроится, если что-то внезапно исчезнет. Сама Хель не особо разбиралась в алкоголе, потому взяла первую попавшуюся бутылку и вернулась обратно в комнату. На поверку бутылка оказалась с вином. Ничего, сойдет.
-Держи, стаканов нет, но думаю итак сойдет. - девушка присела на кровать, где уже расположилась Шейн. - Пей и рассказывай, что случилось и кто в этом виноват.
Да, конечно, многие могут ее осудить за подобное отношение в студентам и их вредным привычкам, но все же иногда это не просто нужно - а крайне необходимо.

Расскажи мне о своей катастрофе.
Я приду среди ночи, если так будет нужно.
Не знаю, найду ли подходящие строки,
Но обещаю, что буду внимательно слушать.

-Вино, дорогая моя, именно вино. Я не знаю, какой крепости кирпич припечатал твое сознание до этого момента, но  я хочу это усугублять. - ей уж совсем не хотелось, что-бы Шейн вот так просто отрубилась тут же на кровати и провалялась трое суток без сознания. А потом  ее объявят в розыск со всеми вытекающими.Ну и дальше-дальше по сценарию... и что самое  прискорбное, потом Луна будет себя препаршиво чувствовать, в смысле еще хуже, чем это может быть.
-Сегодня воскресение, радость моя, точнее уже понедельник, 6 часов утра, скоро вставать и маршировать на занятия, но тебе повезло, я выпишу тебе справку, ну если конечно не жаждешь нестись получать знания. - какое-то сонное настроение. Слова могли бы звучать сурово, могли бы звучать насмешливо, но звучали как-то буднично, без намека на иронию, чуть сонно. Хель не помнила, когда легла, но было достаточно поздно, ибо ни одно воскресение не обходилось без происшествий, особенно на ночь глядя. Вчера это были два мальчишки, которые слишком яростно скрывали причину стычки и вообще  то, где они получили ранения. С ними пришлось повозиться, ибо как и все мальчишки они чертовски не любили лечиться. Так всегда, и возраст тут не при чем. Расквасить друг другу носы - всегда пожалуйста, а потерпеть пару секунд щиплющее лекарство - так тут же превращаются в хнычущих детей "аможетненадосамопройдетяпошел". С такими  девушка иногда чувствовала себя многодетной мамашей.
-Кошка, то кошкой, что мартовская, то понятно, но зная тебя,  я уже даже опасаюсь, не отловила ли ты кошку Филча, а то он, бедный все ищет ее, да ищет. - немного иронии, намек на сарказм. Пей давай уже.
Забралась с ногами на кровать, обняла руками коленки, искоса наблюдает за Луной, в голове как-то совсем уж мало мыслей, время не особо располагает.
Но вот дальше...то, что было дальше заставило не вздрогнуть, нет, наоборот чуть откинуть голову, совершенно бессовестно подставляясь. Можно быть каким угодно светлым и святым, но есть вещи, которые только подчеркивают эту святость.
По телу пробежала мелкая дрожь. Хель почему-то всегда чувствовала себя рядом с Шейн такой маленькой. Никогда из-за роста не комплексовала, но тут, наверное, нечто другое.
-Я? А что я? - суть вопроса не понята до конца, но это и не особо важно. Обняла почти невесомо Луну за талию, голову на плечо положила.

Отредактировано Хельга Норра (2011-03-10 23:51:42)

Ляг скорей в облака, отдохни
Я поправлю тебе одеяло
Солнце, забудь обо всем
Я отменю все метеосводки
Хочешь, я буду беречь твой сон -
Самый сладкий и самый короткий
Сон...

-Знаешь, милая, ты в таком состоянии, что я бы уже ничему не удивилась. - чуть плечами подернула. Главное, что-бы сейчас никто из просыпающихся детишек не обнаружил у себя травмы, несовместимые с жизнью, читай похмелье, несовместимое с учебой, и не притащился за спасительным зельем, вкупе со справкой о полнейшей недееспособности. Это было бы некстати на самом деле. В кровати как ни странно, гораздо более уютно, чем в больничном крыле, и компания Шейн самое замечательное, что могло бы быть с раннего утра в понедельник.
Как в теплом коконе из странной нежности, не похожей ни на что иное. Хэй, давайте вкатаем ей акт за совращение учениц и за незаконное использование алкоголя для полного лишений тех же учениц связности мышления. А дальше - электрический стул и бесконечный полет вверх.
Эта мысль вызвала легкую улыбку. Отношение ко всяким правилам у нее было сугубо личное и весьма собственное.
Шейн словно перетекала, как ртуть, неуловимыми движениями, немного хаотичными, что не отменяло их гармоничности как таковой. Давай забудем о том, что мы больны.
Ее ласки можно было бы посчитать злонамеренными или же провоцирующими, но они  не были ни теми ни другими, они просто были.
Хель просто плавилась под этими прикосновениями, точно так же неуловимо, чуть голову откинула, тихонько засмеялась.
-Люблю, когда ты так делаешь. - это не признание, это просто сообщение. Торчащие прядки темных волос чуть щекотались, все в этот момент было настолько идеально.
-День как обычно, полон травм, ожогов, головных болей и лекарств. Я отсюда почти не выхожу, ты знаешь. - еще один тихий смешок. - А ночью, ночью я сплю, как ни странно. Да.
Не стоит задумываться о человеческих отношениях, ибо они потеряю всю свою таинственную прелесть. Если тебя что-то тянет, то не нужно придумывать для себя какие-то отговорки или, что еще хуже, некую классификацию, втискивание всего в какие-то слова и пределы.

Убей меня нежно, Убей меня так:
Убей меня взглядом, вдохом, телом, теплом твоих губ.
Оранжевое солнце, фиолетовый мрак.
Сегодня всё на твоей стороне. Убей меня нежно.

-Ты научила меня не удивляться. Тебе же. - ответила просто, рука, словно сама по себе, скользнула в волосы Шейн. пальцы взъерошили шевелюру, устраивая ей на голове еще более художественный бардак аля "так задумано", чем был. Но ничего, ей так даже идет. Она немного дикая, совсем уж своевольная, чуть капризная, упрямая и такая свободная. Это на ней так и написано, буквами прозрачными, но вполне читаемыми. Она - как рваные порывы ветра, как призрак горьковатой свободы,  как парус в переменчивую погоду. Ты не знаешь, чего ожидать, но уверена  в том, что бояться тебе совершенно нечего и это так.
И тяга эта совершенно не странная, быть может, основанная на осознании того, что ты можешь защитить, что это нужно и одновременно тебя могут защитить не потому что это необходимо, а потому что этого хотят.
И те формы, причудливые, эмоциональные, чувственные, что приобретает эта тяга - они истино верны, идеально красивы и чертовски хитросплетены, не оставляя места более даже мыслям о чем-то ином, другом, что может помешать.
-Я не люблю духи вообще, ты знаешь. - а еще потому, что даже от самых хороших духов, на губах остается горечь, когда целуют... Все течет и перетекает, может где-то там открываются и закрываются двери, кто-то кого-то ищет и не находит, а здесь, время как будто застыло, как будто замерз этот полумрак, замер и не меняется. Может это просто такая магия, магия, когда очень сильно чего-то хочешь. Неосознанно.
А сейчас ей не принадлежат руки, оки как будто стали невесомы, или слишком чувствительны. Такие незамысловатые ласки, а как много они могут сказать, показать. высказать.
-А я люблю спать...всмысле  хоть иногда... - смешок чуть хриплый, голос почему-то немного охрип, как будто от долгого молчания.
И чувствуешь, чувствуешь, как контроль покидает тебя...хотя нет, это не контроль, это что-то другое, что иногда нашептывает "правильные" вещи. Чуть вздрогнула... так мягко, так эфемерно и полуреально.
И кончиками пальцев по лицу Шейн, по щекам, коснуться кончика носа, губ, как будто хочет запомнить тактильно, по ощущениям, какая она.

Мы лежим на траве у прозрачной воды.
Высоко в синеве проплывают киты,
Задевая космический невод.
Позабудь хоть на миг, кто есть я, а кто есть ты,
Пусть два лёгких облака станут одним
Где-то на краешке неба.
Открой глаза, ты видишь свет? И в этом свете - бездна лет. Прожитых, затаенных, нетерпящих, забытых, унесенных, так слепящих. Открой глаза, меня ты видишь? А может просто тихо дышишь. Едва-едва, как в синем небе струны, прекрасны, увлеченны и безумны. Ты знаешь, что такое море? Оно есть волны дикие на воле. Всесильный сплав, бездонный дым, без логики и смысла круговерть.
МОжно просто выйти из тела, улыбнуться своему эфемерному отражению, подхватить тебя на руки и улететь куда-то далеко, хоть ненадолго.
В моей кровати кошка, дикая немножко, теплая, мурчащая, простая, такой непонятной породы, со шлейфом неясной свободы.
Чуть щурясь наблюдает, от кончиков пальцев растекается покалывающее тепло по всему телу, немного будоражит, немного волнует. Откровенное соблазнение, или логичное продолжение чего-то, что началось когда-то там давно? Важно ли.
Протянутая бутылка, а что стоит? Просто взяла , отпила пару глотков. Вино, как ни странно, хорошее, чуть терпкое, не приторное. Отставила бутылку на прикроватную тумбочку, смотрит испод ресниц, как будто раздумывает что делать дальше, или просто замерла, ждет.
Откровенно, может слишком, а может в самый раз, или недостаточно, но кому это судить? Касания, такие мягкие, ненавязчивые и зовущие. Губами к шее...и там, возле уха, словно находится та точка, что напрочь отключает рассудок.
Почти резко повернула голову, мягко, на настойчиво коснулась губ Шейн... сначала просто невесомо, пробуя,  готовая через секунду взмыться вспугнутой птицей. Ладони нежно легли девушке на плечи, чуть притягивая, однако не удерживая, давая волю, если это необходимо.

Коснись меня -
я знаю ты
еще жива.
Дыши, дыши...
Целуй меня, шагни за край.
Взлетай, взлетай, не бойся -
я с тобой, я весь. Пускай
сюжет избит. Давай взорвемся!
Ты знаешь все, что надо знать, я знаю чуть больше чем надо... Покорность, мягкость, плавность, может быть обманчивая,  может быть настоящая. Не время задумываться, не стоит задумываться. Все течет, все меняется. Хель сейчас была просто образцом покорности и мягкости. Казалось бы: как мягкий пластилин, вылепи из нее, что хочешь и это будет твоим. Вот только смотри, осторожнее, ибо за мягкостью спрятано нечто, обо что можно обломать ноготки. Она поддатлива до тех пор, пока это ей нравится, пока это нужно.
Улыбается нежно, почти смущенно, как будто стесняясь. А может и правда немного стеснялась.
И все происходит как будто вне времени, вне пространства. Все, что за пределами, оно исчезло, безвозвратно, сейчас безвозвратно.
Еще один поцелуй, который утягивал, утягивал в омут, в прекраснейшую бездну безумия. Какие правила, какая мораль? Зачем это все к чертям нужно, когда губы словно сами по себе отвечают на этот головокружительный поцелуй, когда хочется прижаться всем телом к тонкому, горячему телу  девушки, беспрепятственно, каждой клеточкой физической и ментальной.
СЕйчас Хель позволяла делать с собой все, что угодно, получая от этого удовольствие.
Поцелуи в шею...стопроцентная потеря воли. Хотелось тихо попросить "укуси меня", но голос куда-то пропал, совершенно. Оставалось только беспомощно улыбаться.
Ладони опустились на плечи девушки, прошлись по спине, чуть надавливая, притягивая к себе еще ближе.

Все как-то разлетелось вдребезги, стайками-осколками, тихим щебетом, бессонной нежностью, плавящимся сумасшествием и невозможной легкостью. Кто знал, что можно чувствовать  столько всего в короткие доли мгновений, кто знал, что столько может собраться  в маленьком сердце, такой стремительный водоворот завихрений, вырывающий из реальности и из собственного сознания. Взглядом мазнула по потолку. Что там, за ним. Какие-то звезды нереальные, что проникают сквозь брезент и затмевают бездну взгляда.
И сдалась, отдалась, открылась, растворилась, как будто дальше ничего не будет, как будто больше ничего и нет. Ты будешь здесь не думать ни о чем, ту будешь здесь парить, парить мечтая, что где-то там, за ветерком, сознание мелькнувши улетает.
Рубашка отправилась в дальний полет словно сама по себе. Шелк плавно соскользнул с тела, не оставив о себе даже воспоминаний. Чуть прохладный воздух только-только начал окутывать разгоряченное тело, но сделать этого ему не дала так стремительность, с которой девушка словно набросилась на Хель. Эта стремительность заставляла только выгнуться сильнее, прижаться ближе. Внизу живота растекалась теплая тяжесть, и так по всему телу, легкой дрожью предвкушения и необъяснимого тепла.
Вес так, как есть, вес так как должно быть. И можно ли мириться с собственным бездействием, когда тебя вот так целуют, когда не дают вдохнуть, когда не дают даже думать. Ибо мысли разлетелись вспугнутой стайкой во все стороны, уступая место ощущениям, обострившимся до предела.
Конечно, мало что можно сделать, когда тебя вот так прижимают к кровати, когда ласкают просто до потери связного мышления.
Тихий стон срывается с губ, приглушенный, какой-то задушенный. Руки как будто слабеют, но из последних сил ухватываются за рубашку Шейн, в попытке стянуть куда-то в сторону.