Гаррвардс |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Это как проснуться в пустой палате,
Повыдирать из себя все трубки, иголки, датчики,
Выбежать во двор, в чьих-нибудь бахилах на босу ногу;
Что они сделают, эти чёртовы неудачники,
С обречённым тобой, подыхающим понемногу;
(с) Вера Полозкова
Отредактировано Дитрих Янош (2010-12-14 17:56:29)
За краем белого плаща. (с)
Мне тогда казалось, что ты очень сильный. Да-да, именно так. Ты писал мне длинные письма когда-то, я их сжег давно, ты знаешь. Но тогда, не зная твоего лица, я впитывал каждое слово и представлял тебя, таким величественным. Ты не обманул меня сначала. ты был величественным и прекрасным, ты был чуть снисходителен и заставлял чувствовать. что я все-таки младше. О, как много времени я провел в мыслях, что никогда не смогу тебя добиться. Впору было кусать подушку от отчаяния по ночам и метать мебель в стены. Но тогда я не был этому предрасположен. В сущности, тогда я был еще живым, что тоже немаловажная деталь.
Добиться тебя было до ужаса просто. Мне стоило тогда удивиться, но я в этом любовном угаре ничего не замечал, или просто не хотел замечать.
И как тебе не стыдно было обманывать меня? Я получил в свои руки маленькое, истеричное, забитое существо, которое цеплялось в меня тонкими изящными ручками, выпивало мое дыхание, требовало меня всего и по-прежнему считало, что оно лучше, сильнее. Я не спорил. Я с тобой вообще никогда не спорил. разве что по поводу цвета волос, но, в сущности, мне было так все равно, но ведь нужно было хотя бы сделать вид, что я заметил какие-то изменения. Как потом оказалось - ты совсем не красив. Еще одно разочарование в тебе, которое, однако, не уменьшило моей любви.
Ты был чертовски трусливым, ты так кичился своей "инакостью", показательно целуя меня среди людей, и так чертовски боялся даже за руку меня взять среди своих друзей. Я как будто видел твой поджатый хвост в такие моменты. Но как же я мог вообще на тебя обидеться? Никогда. Я не имел на это права.
Ты мог кричать на меня, требовать, обижаться - а я нет. Ты мог психануть и бросить меня одного на заснеженной улице вечером в канун Нового Года, вскрикнув, что я тебе не нужен. А я послушно шел за тобой вслед, догоняя, обнимал мягко и совершенно молча. Я ведь знал, что ты это не со зла, я знал, что я тебе просто очень очень нужен.
Ты не отпускал меня одного решительно никуда. Вся моя жизнь была наполнена тобой. Когда тебя не было рядом - телефон не умолкал. Ты звонил и говорил, что скучаешь, но я никогда этому не верил. Ты проверял где я, что делаю, с кем я. Хотя нет, вопроса "с кем" ты не задавал, его по умолчанию быть не могло. Ибо кроме тебя в моей жизни никого не должно было быть - это первое правило. Я подчинялся, почему нет? Мне было все равно. Ты меня не грел, ты мне не давал ничего, ты только навязывал. Себя, свою любовь, свое тело, свои истерики, свои правила.
В сущности, я позволил себе быть неверным тебе только один раз за все время. Мне просто хотелось узнать, вспомнить, каково это, когда рядом не ты, когда тела касаются не_твои руки, когда целуют не_твои губы. Ты об этом до сих пор не знаешь, а сколько ведь лет прошло. И не узнаешь.
В сущности я мог без тебя дышать, я мог без тебя жить, и не особо страдая. Я вполне мог обойтись без твоих пощечин и окриков, без твоих истерик и депрессий на пустом месте. Без твоего вечного блядства и трусости. Откровенно говоря, меня от тебя иногда тошнило. Я видеть тебя не мог. я не мог тебя целовать, я не мог быть твоим. Ты так просто поставил на меня принадлежность тебе, словно клеймо выжег. У тебя никогда не было сомнений о том, что я твой.
Я смотрел на тебя и меня не покидал вопрос "Что я делаю рядом с тобой?". Ответ простой : "Люблю". Да, я любил тебя и ты любил меня, только мы немного не совпали в своих чувствах, в своих ожиданиях, в своих стремлениях.
Знаешь, я вполне себе представлял нашу жизнь будущую, до противности легко, как будто так оно и предначертано. Отвратительно просто, отвратительно слащаво, отвратительно счастливо. Тебе - счастливо, мне - отвратительно.
Ты всегда был уверен в том, что я никогда никуда не денусь, что мною можно бросаться, что меня без тебя уже нет.
Прости, я не видел твоего лица. Да, это было преступлением с моей стороны написать тебе бездушные несколько слов в смс. Именно, тогда я был еще живым и не умел вкладывать душу в слова. Поэтому прости. Я виноват. Но я боялся, что если скажу это в лицо, то потом наброшусь на тебя, буду рвать твои волосы, царапать лицо, что просто убью тебя.
Прости, что сделал заставил дышать собой, прости за то, что заставил думать только обо мне, прости за то, что заставил принадлежать мне...
А хоть один напишет правду о том что я был мудаком редкостным и пидарасом знатным, но вот за это-то меня любили? Тоже - хуй, ибо за это меня не любят, а терпят.
вот 100%))
И собереться пафосная рыдающая толпа, все в черном - и хоть бы одна скотина одела что-то ядовито-салатовое, ибо мне, блять, нравился этот цвет, и похороны-то мои - неужели нельзя уважить?
хух... прохохоталась...
И я был бы весь в белом, и босиком. И я так надеюсь, что найдется хоть одно адекватное существо, которое сунет мне в гроб пачку сигарет, будь то Честер, Кисс или Мальборо - один хер, и еще зажигалку не забудьте. Врядли этим озаботятся на той стороне жизни.
свистни, я позабочусь!В подпись добавила бы: О мертвых либо хорошо, либо никак...
За краем белого плаща. (с)
очень интересно! откуда это?
очень интересно! откуда это?
Нелликарда Флорибелл, если ты о цитате, то это из песни Лоры Бочаровой - За краем белого плаща.
Дитрих Янош, не, я про само произведение)))
Нелликарда Флорибелл, эм...это очень автобиографичное произведение)
из моей собственной жизни как бы=)
Дитрих Янош, оу...
как все не просто...
Нелликарда Флорибелл, если все было бы просто - я был бы скучен.
так, приятно иногда вспомнить.
Я знаю, что все было не так.
Но точно знаю, что он хотел именно этого.
Флагману Черноморского флота.
Линкору "Императрица Мария".Вы знаете что такое война? Я задаю вам этот вопрос и явно вижу как перед твоими глазами возникают такие простые, такие знакомые кадры. Вы смотрели фильмы, вы рассматривали картины, вы это все видел, но вы не правы. Вы можете мне до бесконечности рассказывать об ужасах предсмертных всхрипов, об отвратительности оторванных конечностей, о страхе перед свистом снарядов, визгом пуль о металлическую обшивку боевых машин, а я буду улыбаться и качать головой. Неправда. Не страшно.
Вы рассказываете о том, чего и правда боятся люди, которые сидят в креслах перед телевизором с банкой пива или вязанием в руках и приторно ужасаются, их трясет от отвращения и брезгливости. Они до ужаса боятся, потому что не знают.
А ты знаешь, я знаю, тогда зачем ты меня обманываешь?
Над тобою реет стальной флаг, он натужно воет под терзающими порывами, он бессилен и всяко подчиняется малейшим капризам стихии. Приказ отдан.
Я чувствую легкую дрожь, пробежавшую по твоему многотонному телу: машины ожили и в каждой клеточке тела отдаленное гудение застоявшихся винтов. Пальца до боли сжимают белый поручень. Наконец-то.
Там кричат, там, на причале какие-то люди кричат, ликуют, чему-то радуются, они... они не понимают. Мы последние. Почему они не понимают, что мы с тобой последние? И мы не вернемся.
По палубе деловито снует экипаж, каждый знает свое место, каждый знает что делать: я не позволю никаких сбоев. Все должно быть так, как должно быть. Так, как всегда было. Мы победим и мы не вернемся.
Холодно. С губ вместе с дыханием срывается облачко пара, а ладонь почти примерзла к металлу. Кто-то что-то говорит, спрашивает. Там за спиною стоит молодой мичман, он мнется, стесняется, но, очевидно, с каким-то поручением. Наверное у меня синеют губы. Я не хочу ни с кем говорить, ибо веду с тобою безмолвную беседу. Я прощаюсь. Нетерпеливо дернуть плечом - более за спиною нет никого. Все бесполезно. На глазах почти выступают слезы. Ты чувствуешь как я счастлив?
Ход мягок и стремителен, море спокойно, а те мелкие волны, что осмелились возникнуть на твоем пути - враз разбиваются о твое мощное тело и ты даже не замечаешь их. Ветер терзает флаг все сильнее, хлопанье тяжелой ткани начинает раздражать. Молчи, я и сам знаю что скоро. Сейчас.
Тихий, покойный воздух разрезается словно лезвием: свист, плеск воды по правому борту и моя ненормальная улыбка. Наконец-то.
Их много, их много больше чем тебя и меня. Серые многопушечные громады выныривают из тумана прямо по курсу. Туман? Откуда туман? Они принесли его с собою. Он вам не поможет.
Ход самый малый. Все делается без приказов - все знают что делать. Натужно скрипят разворачивающиеся орудия, надрывно кричат мичманы стрелкам координаты. Выстрелы. Один за другим. Яростные, сухие, безэмоциональные. Как взрывы, как щелчки. И за каждым из этих щелчков скрывается чья-то жизнь, чьи-то жизни. Ты никогда не промахиваешься. Они - почти никогда.
Что-бы не упасть, пришлось ухватиться за поручень обеими руками - как неправильно. Ты надрывно взвыл, дернулся, замер, машины затихли. Я же говорил, что мы сегодня умрем.
Кто-то взвизгнул совершенно истерически - тот самый молодой мичман, ему оторвало руку снарядом. Он с ужасом смотрит на кровоточащий обрубок и тихо скулит от непонимания.
Глупо, как глупо - вставай и сражайся.
Его взгляд мажет по моему лицу и ему становится страшно. Неужели эта улыбка на моих губах вносит ужас? Смейся, смейся, черт возьми. Мы не вернемся.
Запах пороха, крови, чьей-то боли, в основном твоей. Выстрелы потеряли синхронность, они стали намного реже, прерывисты, как-то даже глуше. А они все мимо, мимо. От этого "мимо" мне хочется завыть на мгновение - они безрукие идиоты. От этого "мимо" моего лица касаются лишь обжигающе-холодные капли морской воды. Те, что умудряются долетать.
Я чувствую себя дирижером. Я руковожу оркестром. Не смейте лажать, не смейте сбиваться. Мы все скоро умрем.
Азарт, безумный азарт. Я безумен, мы все безумны, но как давно я этого ждал. Скрежет металла о метал. Все. Эти мысли как щелчки в голове, как выстрелы. Это осознание. Это блаженное осознание. Сейчас. Уже. Наконец-то.
Тысяча тонн металла –в этом весь ты. И я чувствую, как ты содрогнулся последний раз под моими ногами. Затих. Я падаю на колени. Я плачу. Впереди лишь холодная бездна. И мы с тобою.
