Вероятно, я мог бы сыграть труп. При своем удивительном эмоциональном диапазоне - бревно, если угодно. Торшер - тоже вполне возможно. Выражение лица и фигура позволяют мне даже роль дверного косяка в какой-нибудь пантомиме вроде буто-балета или чего-нибудь еще более эпилептически-интеллектуального. В любом случае - никто не предлагал. И слава Богу. Я делаю свое дело. Без ложной скромности - перфектно. Лучше, чем кто-либо другой за такие же деньги. Лучше, чем кто-либо другой в этом здании в принципе. Я привык ни на что не жаловаться и ни на что не претендовать. Это не имеет смысла. В рамках коммерции творчества не существует. Вторичность презираю. Излишнего внимания хватило в юношестве.
Еще тогда настолько, насколько мог отказывался от участия в возможных презентациях и выставках - грешно предпочитал отдаться под когти какой-нибудь очередной молоденькой бестии, чем распинаться перед невнимательными зрителями, жюри и прочим не сильно сообразительным людом, - да, самомнения мне хватало и тогда. Я был уверен в собственном превосходстве. Уверен и сейчас. Я думаю, что прогадываю не слишком сильно. Разве не так?
Последние три дня - ночевал в гримерной. С утра наспех нарисовал у себя на лице что-то рабоче-незамысловатое и приступил к hard working. Все остались довольны. Ассистенты дежурят за кулисами. Постиж не разваливается. Грим не стекает вместе с потом. Пудры и матирующих салфеток достаточно. На то, что происходит на сцене, я смотреть не хочу.
Мне хватило Шекспира в бурном романтическом пубертате - паленые колеса, "Гамлет" и Вагнер вокруг. Некоторые строки помню до сих пор. Все, что я понял из множества прочитанного мной - не стоит настойчиво признаваться в любви несовершеннолетним барышням и убивать их отцов. Не стоит плыть с братьями-близнецами на неизвестные науке острова, переодеваться там женщиной и идти кому-либо прислуживать - тем более. Не стоит лезть на балы, проводимые враждебным семейством. Не стоит доверять трем отвратительным ведьмам, сидящим посреди опушки с котлом - double, double toil&trouble... Fire burn&cauldron bubble. Какая отвратительная пошлость.
Как обычно - замечаем. Незадолго до начала в фойе поймал некий вьюноша - бледный, как положено. Взгляд прилагается. Лукаво-идиотически пытался выяснить, узнаю ли я его. Оказалось, что поступил в академию в тот год, когда я выпускался. Был крайне впечатлен итоговой работой. Что здесь делает - с женой пришел. На спектакль. Панибратски толкнул локтем и поинтересовался, что делаю здесь я. Услышав ответ, стушевался и пожелал удачи. Вероятно, его смутили каблуки. Или вечная накидка, в которую неминуемо кутаюсь каждый вечер - болею. Как обычно. Мерзну. Безумно. В этих катакомбах трудно оставаться здоровым.
Я хотел бы выпить егерьмейстера, но в моем положении это было бы очень глупо. Я знаю, что у тебя главная роль - и не хочу это видеть. В последнее время нервы сдают. Боюсь, позорно размазывая потекшую тушь, глупо и наивно прослезиться на моменте убийства Макбета. Так случается. Со мной. Сейчас - все чаще.
Бармен - разговорчивый и добродушный баварец лет сорока; обмениваемся рукопожатиями. Прошу кофе - как обычно. Двойной эспрессо. Без сахара и прочих рудиментов. Что-то спрашивает на немецком. Про здоровье. Привычно шмыгнув носом, сухо сетую на отвратительный климат и идиотов, которые больными ходят на работу. Он понимающе усмехается, доливает в кофе коньяка и отворачивается протирать стаканы. Я не препятствую.
Лишние разговоры портят и так поганый воздух. Это очевидно.
Я больной, расстроенный и на спидах. Творить добро не умею. Закуриваю - нервно. В обычной театрально-истерической манере. Надо же хоть как-то соответствовать собственному месту работы. Бар практически пуст. Это весьма кстати.
Поправив очки - забыл снять, как обычно. Потом стало резко и непрезентабельно похуй, - оглядываю окружающее пространство. Рядом - какая-то расчувствовавшаяся дамочка. Подозвав к себе бармена, прошу поставить ей стакан виски. Это спасает. Гарантированно. Если это будет посчитано за измену - я закачу грандиозный скандал. Какая удивительная глупость.
Не знаю, что происходит сегодня. Со мной. Какой-то идиотизм. Делать нечего. Стоит слечь на покой. На некоторое время. Взять отпуск. Часа на три.

«Ломка - всего лишь передозировка пустоты». Слишком мало времени. Недавно дочитал книгу. Как ни странно - что-то из популярной французской литературы. Первое, что попалось под руку. Неожиданно подошло по.д настроение - скверное, как и обычно. В ожидании того, когда макеты наконец изволят просушиться, в крайне фривольной позе лежал на кушетке, методично прокуривал мастерскую и листал страницу за страницей. Несмотря на различные предпочтения и сердечные принципы, методы одни. Возможно, я все-таки не настолько alone, как предполагал, менять квалификацию на что-то вроде безумного Robinson Crusoe, перфектного бизнесмена и конченного позитивиста во всем, пока не придется - эта перспектива отчаянно радует. Если еще что-то в принципе может меня радовать.
Плотный дым собственной сигареты доказывает существование хотя бы чего-то за пределом этих стен - да, я нередко занимаюсь утешением самого себя, - глупо, возможно. Легкий Способ Избежать Покупки Лишних Колес - ЛСИПЛК. Кажется, все-таки мутирую в этого чертова писателя. «Я слишком часто вступаю в ПСБП с самим собой».
Я - на нервах. Должно быть - странно. Для стороннего наблюдателя. Спектакль сдан. Внеплановый отдых грозно нависает за границей ближайших дней. Мое безделье похоже на реактивное заражение туберкулезом. Один вздох - и я уже практически мертв. В плане того, что не имею ничего, чем мог бы увлекаться. Не имею ничего, на что мог бы уповать. Кроме дурных привычек и тебя. Твоих белых дамских кос и оголенных плеч. Одно другому не мешает. Дотрахаюсь до смерти и закончу свой прекрасный жизненный путь двумя дорогами на стекле прикроватного столика. Перспектива радужна, как атомный взрыв. Неуклюжее сравнение - но с толком передает масштаб.
- Я вижу.
Поворачиваю голову; не пьет. Если бы я был настолько мощным трезвенником, то впал бы в делирий на третий же день и окончил свои дни в места не столь отдаленных, до конца жизни продолжая быть пьяным и злым на весь мир. Коньяк в кофе делает меня менее усталым. Коньяк в чистом виде срубает меня как на духу, выключая из внешнего мира часов на сорок. Я слишком быстро пьянею и слишком идиотически себя веду, когда алкоголя становится больше, чем приемлемый минимум. В большинстве своем - лежу где-нибудь в углу и молчу.
Вот я и вернулся к изначальной логической цепочке. Сыграть бревно? Нет ничего проще.
- Вероятно.
С усмешкой; откуда я знаю, что ей надо? Выглядит, конечно, более чем пристойно - не выношу людей, которые не соблюдают правила приличия; девушка их более чем превзошла. И все же; я помню, как отчаянно в прошлом году одну из костюмерш отлавливала неясная растрепанная дама, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся обладательницей крайне типичной журналистской рожи. Представительной - донельзя. Девочка отмазывалась, как могла. Я, вероятно, не смогу сказать даже слова против. Если не начну в своей обычной манере на повышенных тонах доказывать, что она не имеет никаких прав - после этого, кажется, пошли слухи о том, что в здании театра водится отвратительный призрак Банши из северных мифов, - то применю физическую силу. Может показаться, что мне нечего применять. На примере это доказывается весьма просто.
От коньяка горчит под языком - сознание проясняется практически мгновенно, - ловлю себя на том, что уже с полминуты откровенно сверлю взглядом сидящую напротив; и как гасить столь видный промах? Яркий типаж. Почти классический. Жаль, что подобных так мало. На неприятных вокруг уходит слишком много консилера и слишком много времени для коррекции. Кто мешал родиться в семье с адекватным генофондом?
В принципе - вопрос ни к чему; может быть, я слишком приглядываюсь к деталям - но все очевидно; следы грима на тыльной стороне ладони и ставший матовым от слоя пудры лак на ногтях; манеры и отвратительно-наждачная педантичность (развязность?) в каждом шаге; таких прокаженных на голову, как я, может приютить только такой дурдом, как театр. Любой, в принципе, но этот - в особенности.